В прокат вышел фильм «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова. Еще в июле кинолента, как и 3 предыдущих картины режиссера, была включена в основную программу Каннского кинофестиваля. Там публика встретила изображения русской фантасмагории овациями стоя, а оператор фильма Владислав Опельянц получил премию Высшей технической комиссии кинофестиваля за «виртуозную режиссуру, позволяющую почувствовать всю лихорадку главных героев картины». Наш автор посмотрел «Петровых в гриппе» и рассказывает, почему лучше всего в этого фильме проявили себя не живые люди, а инфекционное заболевание.
Читать нас можно и во ВКонтакте. Вам — кино, а нам приятно ❤️
У «Петровых в гриппе» весьма сложная судьба: Серебренников начинал снимать его во время судебного процесса, параллельно работая над картиной «Лето». Съемки много раз переносили, отменяли, актеры отказывались от ролей, а прошлом году фильм столкнулся еще и с отменой Каннского кинофестиваля из-за пандемии. Без этого рубежа выходить в прокат, похоже, смысла не было.

«Нестандартная история про очень стандартную семью», – сам Серебренников рецензирует «Петровых», – рассказывая о совершенно непримечательной на первый взгляд семье: Петрове-старшем, 28-летнем автослесаре, его жене-библиотекарше, и их сыне – Петрове-младшем. С ними случается тоже совсем обычное, казалось бы, событие – вся семья заболевает гриппом. На этом сюжет фильма заканчивается и начинается самое интересное: в гриппозном бреду с семьей случаются совершенно удивительные вещи: они начинают воспринимать реальность иначе. Они «неосознанно погружаются в бессознательное», видят галлюцинации, смешивают их с реальностью, путешествуют во времени, размышляют на, казалось бы, совершенно не связанные друг с другом темы, начиная от смысла жизни и супергероев, заканчивая политическим устройством страны. Все это происходит на пугающе знакомом нам фоне: панельки, детские площадки, хмурое небо, костюмированные детские утренники и пыльные витрины магазинов.
Фильм снят по книге Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Экранизацию Серебрянникова без литературного первоисточника рассматривать было бы глупо, учитывая, что писатель – лауреат главных премий современной российской литературы: «Нос», «Большая книга» и «Национальный бестселлер». Да и тут любопытно, что книга сама по себе тяжеловесная, многослойная, путаная и, казалось бы, совсем не экранизируема. По старой традиции, зародившейся еще с фильма «Ученик», который, кстати, получил премию Франсуа Шале на Каннском кинофестивале в 2016 году, перед премьерой фильма Серебренников поставил еще и спектакль в теперь уже не его «Гоголь-центре». Этакая репетиция перед финальными съемками: вышло хорошо – значит и на экране смотреться будет неплохо.
Серебрянников хаотично миксует актеров-звезд первой величины (Чулпан Хаматова в роли Петровой, Юрий Колокольников в роли нерадивого соседа) с совсем малоизвестными актерами. Среди таких «новичков», например, главную роль Петрова-старшего получил актер «Гоголь-центра» Семен Серзин, засветился в фильме, уместнее даже сказать, эффектно полежал в гробу репер Хаски, который ранее уже играл в одной из постановок Серебренникова, и Иван Дорн, который ровным счетом ничем не запомнился.
Такой выбор вполне себя оправдывает: кажется, что в фильме особо отыгрывать нечего. Петров-старший – молчаливый и серьезный наблюдатель происходящего вокруг, а остальные герои возникают в воспаленном гриппом сознании семьи, выдают репризы и исчезают. По полной разыгрывается только Чулпан Хаматова, играющая совершенно нехарактерную для себя роль: она примеряет на себя и костюм супергероини, и домашний фартук, плачет, смеется, живёт в этой гриппозной атмосфере желто-зеленого мирка Петровых.

С другой же стороны, зритель и не должен ничего знать о героях: Серебренников, как и Сальников, рисует их крупными мазками, не рассказывают предыстории и особенно не раскрывая характер. Все герои фильма стереотипны, они – гоголевские маленькие люди и фильм все-таки совсем не о них. Грипп и есть центр притяжения, центральный герой и основная идея – он обнажает ту серую действительность, в которой нам еще жить да жить.