Западные продюсеры предлагали сделать ремейк «Папы, сдохни» Кирилл Соколов — о чёрной комедии, творческих планах и о том, сколько заработал на дебюте (спойлер: мало)

«Четвёртая стена» поговорила с режиссёром Кириллом Соколовым об Оскаре, дебютном фильме «Папа, сдохни» и работе в Голливуде.

О становлении режиссера

— Вы учились на физика. Как Вам удалось попасть в киноиндустрию?

— Я закончил вуз в 2012 году, а фильм случился в 2018. То есть шесть лет ушло на то, чтобы полноценно перейти от физика [Кирилл Соколов учился на физико-техническом факультете СПбПУ — прим. ред.] к киношнику. Перед этим я снял д***** [очень много] короткометражек и успел поучиться на Высших курсах сценаристов и режиссёров. Не могу сказать, что я большой адепт кинообразования в России, потому что у нас достаточно слабые киношколы: само образование устаревшее. Но оно даёт возможность интегрироваться в киносообщество, случайно познакомиться с людьми из индустрии. Самое сложное — как-то запуститься, когда ты не знаешь никого. Поэтому я и поступал на Высшие курсы режиссёров. Всё равно там есть очень классные мастера и предметы, которые действительно многое дают. Но надо понимать, что кино — это очень практичная вещь: пока ты сам не начнёшь снимать, сам не выйдешь на площадку, научиться чему-то в теории будет сложно.

— Творчество каких режиссёров на Вас сильнее всего повлияло?

— Я вообще синефил, много смотрю кино и всегда смотрел, с самого детства. От старой классики и лютых кунг-фу боевиков 1970-х до американского кино 1980-х и современного. Больше всего меня восхищают Пак Чхан Ук, По Джун Хо, Скорсезе, Мартин МакДона, Тарантино, Серджио Леоне. Я сначала смотрел фильмы Серджио Леоне и только потом классические голливудские вестерны и не мог понять, почему они такие картонные и идиотские. Почему-то в голове отложилось, что вестерны должны выглядеть так, как итальянские. А американские — это какие-то фальшивые подделки.

— Как появилась идея фильма «Папа, сдохни»?

— Это был мой четвёртый полнометражный сценарий и первый, который запустился. Движение #MeToo тогда гремело в социальных сетях, и в какой-то момент многие девушки стали рассказывать, что они подвергались насилию со стороны родственников в детстве. Оказалось, что их очень много среди моих близких, даже из благополучных семей. Я никогда бы я об этом не подумал. Когда ты вдруг сталкиваешься с этим и тебе об этом рассказывают достаточно близкие люди, то ты, естественно, выпадаешь в осадок, тебя это шокирует. Так и родилась эта история: про парня, который узнаёт, что его девушка подвергалась насилию, и решает отомстить.

— Какие были стадии создания фильма?

— Пишешь сценарий. Я ещё делал раскадровки — они помогают писать. К тому же хорошо, если ты приходишь к продюсерам со сценарием и раскадровками — это более наглядно. Ты показываешь, как собираешься делать кино, — тогда диалог с продюсером становится гораздо более конкретный. Потом ищешь продюсера, который загорится этой историей. Находишь. Потом вы вместе собираете на эту историю деньги. Есть разные пути: государственная поддержка, частные инвестиции, телевизионная поддержка, онлайн-платформы. После этого кастинг, сбор съёмочной группы, препродакшн — подготовка, когда вы решаете всё с художественным цехом, ищете локации, строите декорации, репетируете. Потом уже съёмки, монтаж, цветокоррекция и звук.

Самое сложное — это написание сценария. Физически и морально съёмки очень изматывающие, но они концентрируются в двух месяцах. Поэтому какими бы сложными они не были, это всё равно похоже уже марш-бросок: ты делаешь рывок на полтора месяца, но потом ты выдыхаешь. Ты знаешь, что это рано или поздно закончится. А написание сценария может длиться бесконечно, в моём случае — почти год. Это очень изматывает морально, особенно, когда это твой первый фильм, а предыдущие три не запустились. Есть гложущее тебя чувство неуверенности и страха, что это может быть в очередной раз в пустоту, может ничем не закончиться. Это фрустрирующие вещи, которые забирают много сил. Поэтому самое сложное — в течение года тратить уйму усилий на то, чтобы написать сценарий, когда нет никаких гарантий, что фильм запустится.

— Есть планы на реализацию прошлых сценариев после успеха «Папы, сдохни»?

— Нет, это отжитый материал. В какой-то степени хорошо, что они не запустились, потому что сейчас вспоминая, что там было… Это был учебный полигон, который необходим, чтобы научиться. Написанию сценариев невозможно научиться в теории, ты учишься, только когда пишешь, когда конкретно сталкиваешься с какими-то проблемами. Только лично пройдя через все эти кризисы, ты начинаешь более-менее понимать, как работает структура, как вообще работает история. В моём случае было определённое количество дерьма, которое надо было из себя выжать, чтобы начало что-то получаться. Я думаю, первые несколько сценариев попадало именно под эту категорию. Я отношусь к ним совершенно спокойно, как к учёбе.

— Почему Вы не позвали сниматься в «Папу, сдохни» Игоря Сергеева или Викторию Короткову – актёров, которых снимали до этого в короткометражках?

— Вообще-то позвал. У нас есть Игорь Грабузов — мой талисман, он со мной всё время путешествует из фильма в фильм. Но это был мой дебютный полный метр — я не отвечал за всё на 100%. У меня права были поделены с продюсером. Я с ним должен был утверждать и кастинг, и монтаж, и каждый этап производства. Поэтому у нас было много разногласий по поводу кастинга – это был очень сложный и долгий процесс. В итоге не всех актёров, которых я хотел, удалось отбить. У продюсера тоже свои интересы. Он должен понимать, как продавать это кино, он заинтересован в большей степени в медийных актерах.

— Сколько вы заработали на «Папе, сдохни»?

— Практически ничего не заработал. Мне хватило на то, чтобы есть в течение фильма. А как только съёмки закончились, я стал срочно искать, что мне делать дальше и как мне подзаработать ещё, чтобы дальше существовать.

— Но фильм же продали в 20 стран, несмотря на провал в российском прокате.

— Да, у него о******** [отличная] судьба. Просто вся финансовая сторона ко мне уже не относится, потому что фильм принадлежит продюсеру. Дальше — это продюсерские истории.

— Что бы Вы теперь исправили в фильме?

— Наверное, ничего. Тут важно не зацикливаться. Когда я его монтировал, я уже понял все допущенные ошибки и это всё намотал на ус. И всё. В следующем фильме, который мы только отсняли, постарался таких же ошибок не допускать. А так, по сути, всё – история сложилась, и иду дальше. Мне западные продюсеры предлагали, например, сделать ремейк «Папы, сдохни», от которого я отказался ровно по той же причине — мне в эту же историю возвращаться не хочется.

— Вы говорили, что взяли на главную роль Кузнецова после того, как его видео-визитку посмотрела Ваша жена. Большое участие она принимает в создании Ваших фильмов?

Да. Она мой большой партнёр и творческий товарищ. Я ей доверяю на 100%. Когда ты пишешь, у тебя всегда много сомнений, много внутреннего поиска. Когда рядом есть человек, который тебя знает, и когда вы друг другу доверяете, это очень сильно помогает. Она у меня работает практически как скрипт-доктор, читает все мои сценарии на многих этапах, мы с ней это обсуждаем. Когда дело дошло до кастинга, она прекрасно понимала, кого я ищу и что нужно. Так как она актриса по образованию, она разглядела в Кузнецове то, чего я сразу не увидел. Тогда мы с ним встретились. Оказалось, он очень подходит на эту роль.

О перспективах, новом фильме и западе

— Расскажите о своём следующем фильме «Оторви и выбрось».

— Это будет фильм-приключение, фильм-погоня про трёх женщин из разных поколений одной семьи. Они тоже пытаются разобраться внутри своих отношений: фильм тематически продолжает отчасти «Папу, сдохни». Такая дисфункциональная семья. Меньше, чем неделю назад, у нас был последний съёмочный день [интервью было взято 31 августа — прим. ред.]. Точно не знаю, когда в 2021 году он может выйти. Посмотрим, когда будет первая сборка: мы начнём его показывать прокатчикам, начнём обсуждать даты релиза и т. д. Пока индустрия вообще не очнулась после пандемии – фильмы, начиная с весны, не могут выйти и стоят в очереди. Что говорить про наш фильм, который ещё даже не смонтирован. Поэтому надо посмотреть, как всё будет развиваться, но я надеюсь, что в 2021 он выйдет.

— Не думаете выпустить его на онлайн-платформах?

— Тут всё-таки есть разница. «Папа» именно благодаря пандемии на западе выстрелил, потому что его все на платформах посмотрели. Но я сравнивал, когда люди его смотрят дома и когда его смотрят в зале, где куча людей, возникают совершенно разные просмотры. Когда смотрит куча людей, они друг друга эмоционально заряжают. У тебя коллективное бессознательное подключается, и к вещам, которые ты один мог бы воспринять гораздо более болезненно, вместе, когда ты слышишь, как реагируют люди, как смеются, ты к ним подключаешься. На самом деле такого рода жанр истории лучше смотреть в зале, где много народу. И мне бы хотелось, чтобы этот фильм тоже смотрели в кино.

— А что с предложениями от голливудских режиссёров?

— Мы сейчас ведём с ними переговоры, но у них система совершенно другая. Вот как я рассказал про этапы производства — у них всё наоборот. У тебя есть проект, ты к нему проводишь кастинг, ищешь звёзд, и потом уже собираешь деньги. Так легче: продюсеры будут точно понимать кассу, целевую аудиторию и т. д. Это здорово, но затягивает процесс до бесконечности. Если у нас в индустрии ты можешь ударить по рукам, через пару месяцев готовится к съёмкам и за год уже полный цикл пройти, если у тебя уже изначально готов сценарий, то там это может длиться пять лет совершенно спокойно. У них совершенно другая скорость, другие сроки. Я этому удивился, потому что их индустрия гораздо жирнее, богаче и в ней намного больше всего происходит. Но при этом у нас индустрия супер-реактивная по сравнению с тем, что происходит на западе. Стартовать дебютантом у нас гораздо легче. Есть ощущение, что и с точки зрения смелости проектов у нас тоже больше возможностей и больше свободы: нет такого мощного студийного давления. У них всё очень заточено на деньги, и они боятся попасть в финансовый и этический просак, так как очень не любят рисковать, не любят критичные или социальные фильмы — короче, любые острые высказывания. В каждой стране и у каждой индустрии есть свои проблемы — у них они такие.

— Почему тогда на западе выстрелил фильм «Паразиты»? Он ведь остросоциальный.

— «Паразиты» — это южнокорейское кино. Ровно потому и выстрелил, почему и «Папа, сдохни» выстрелил на западе. Это те фильмы, которые они сами себе позволить снимать сейчас не могут. Или могут, но это очень сложно. То есть запустить такой фильм, будучи ноунеймом, очень сложно. Ты можешь сделать такой фильм, когда ты уже состоялся, и есть уже какое-то доверие к тебе, как к автору. Но пока ты молодой и неизвестный — никогда в жизни. В этом и смысл парадокса: про «Папа, сдохни» мне продюсеры неоднократно повторяли, что фильм с таким социальным высказыванием и шутками запустить дебютанту в США невозможно. С «Паразитами», думаю, похожая ситуация.

— Хотите получить «Оскар»?

— Нет, это ангажированная х**** [дребедень]. Как работает фестиваль: у тебя есть от трёх до пяти отборщиков. Это люди с определённым вкусом, с определённой профессиональной деформацией, которые пересмотрели множество фильмов. С каждым следующим фильмом у них вкусы становятся всё более изысканными, странными. Они отбирают фильмы в программу и считают: «вот: лучшее, что снято за год!». Но это же не так. Это просто фильмы, которые подпали под вкус этих пятерых человек. Это очень специфическая штука, в ней очень много политики, очень много нехорошей «модности» — отвечает фильм реальной повестке или не отвечает. Мне неинтересно много морочиться и думать на тему фестивалей, премий и т. д. Хочется делать кино, на которое было бы интересно самому пойти в кинотеатр: встретить такой фильм, посмотреть его и получить удовольствие. Стараюсь изнутри, просто как фанат кино, выбирать темы, а не всю эту конъюнктурную историю.

— Вы говорили, что любите и часто смотрите фильмы «Marvel». Хотели бы снять супергеройский фильм в российских реалиях?

— Тут всё от сценария зависит. Сложно представить у нас супергероя, если честно, сейчас. Тут ещё вопрос искренности — это кино должно же быть достаточно честным. Не все фильмы «Marvel» мне нравятся, потому что многие совершенно неубедительны именно с точки зрения героев, которые там представлены. Тут надо подумать, покопаться, но мне кажется, можно что-то такое придумать. Но это был бы более грустный и рефлексирующий герой, нежели тот, которого обычно в комиксах изображают.

— В духе «Брата»?

— Ну, что-то подобное. Хотя Брат вообще же не рефлексировал. В этом его парадокс, у него как раз всё по полочкам разложено. Нет, не знаю… в духе Раскольникова.

— Хотели бы снять сериал или попробовать себя в роли шоураннера. Шоураннеры вообще есть в России?

— Есть, сейчас много шоураннеров, я вот недавно на «Ютубе» брал интервью у шоураннера Кости Майера [российский сценарист, продюсер сериалов «Физрук», «Толя-робот» — прим. ред.]. У нас же «бум» и сериальный, и платформенный. Очень много снимают сериалов, поэтому эта профессия и появилась. Если раньше считалось, что продюсер — просто денежный мешок или человек, который имеет доступ к финансам, но при этом н**** [ничего] не понимает в кино, и от этого все страдали, то сейчас, слава богу, продюсеры становятся авторами. Шоураннер — это пишущий продюсер. Это очень круто: сразу понимаешь, что у тебя совершенно другой уровень производства, уровень подготовки, все начинают бороться за качество продукта. Это сразу видно, потому что и кино становится лучше, и сериалы становятся лучше.

Снять сериал было бы интересно — мне вообще предлагают их снимать, я сам один пилот [дебютный эпизод сериала — прим. ред.] написал. Но хотелось бы сделать не совсем типичный сериал, а скорее то, что называют «limited series» — законченная восьмисерийка, которая находится между сериалом и кино.

Об актерах и режиссерах

— С какими российскими актёрами Вы бы больше всего хотели поработать?

— Я работаю с теми, с кем хочу: у нас же свободный кастинг. Надо под задачи выбирать, то есть нет такого, что прямо «хочу с ним!» — есть конкретные цели. Ты пишешь историю, у тебя есть характеры, какие-то персонажи, и ты уже под конкретных героев ищешь актёров. Мне нравится работать со знакомыми артистами — я уже начинаю иногда писать под них. К слову, на Ваш вопрос ранее: у меня актёры, на самом деле, переходят из фильма в фильм. Сейчас для нового фильма, так как было больше свободы с точки зрения кастинга, я позвал актёров из своих короткометражек и снова пригласил Хаева, потому что мне с ним было очень комфортно работать. Когда я пишу сценарий, я уже автоматически имею в виду некоторых актёров, зная, на что они способны и как они могут работать. А кого не знаю, тех ищу и долго старательно кастингую. У нас, по-моему, все актёры, независимо от статуса, прекрасно ходят на кастинги и пробуются. По крайней мере, ко мне ходят, за что им большое спасибо.

— Хотели бы попробовать себя в качестве преподавателя по кинорежиссуре?

— Нет. Было бы странно — я сам не очень верю в киношколу, а тут вдруг начал бы преподавать. Я могу ограничиться мастер-классом — это может быть полезно, потому что скорее несёт не практические знания, а эмоциональную накачку. Ты внушаешь людям, что это действительно возможно, подсказываешь им какие-то ходы и вдохновляешь на действия, потому что очень много людей останавливается из-за неуверенности, фрустрации. Это я люблю, меня иногда приглашают. Но это разовые занятия, а с точки зрения полноценного преподавания, мне кажется, что сейчас есть «YouTube» с тысячей видеороликов, которые отлично разбирают кино, механики, сценарии, камеру. Ты можешь, просто проведя месяц на «YouTube’е», узнать всю механику и технологию съёмки кино досконально лучше любого преподавателя во ВГИКе. Есть четыре с половиной учебника по драматургии: «Спасите котика!» Блейка Снайдера, «Кино между раем и адом» Александра Митты, «Анатомия истории» Джона Труби, «Дорожная карта шоураннера» Нила Ландау, внимательно прочитав которые ты узнаешь все правила написания сценария, и дальше надо только сесть и писать сценарии. И, по сути, есть само кино, которое тебе нужно смотреть и о котором тебе нужно читать. Нечего тут преподавать, надо только этим заниматься.

И еще небольшой блиц-блиц-блиц с Кириллом Соколовым

— Топ-3 современных российских режиссёра?

— Клим Шипенко. Он сделал за год два диаметрально противоположных фильма [речь про фильмы «Холоп» и «Текст» — прим. ред.], каждый из которых достаточно яркий. Это заслуживает большого уважения, потому что, как правило, у режиссёров есть направленность, а он умудрился в один период времени сделать совершенно разные два фильма. Это восхищает… «Топ-3» же подразумевает стопроцентное попадание регулярно? — таких у нас, по-моему, нет.

— А Звягинцев? Или Быков?

— Ну да, Звягинцев подпадает. Быков… не знаю, не уверен. Пусть будет топ-2.

— Ваш любимый фильм?

— «Злой, плохой, хороший». У меня на пиратской кассете он был так переведён, а вообще правильно «Хороший, плохой, злой».

— Ваша любимая книга?

— «Идиот». Причём это та книжка, которую я бы никогда не стал экранизировать. Просто есть очень много крутых книжек, которые хочется экранизировать, но не эту.

— Какие книги Вы хотели бы экранизировать?

— Мне очень нравится «Любовь гика». О******* [отличная], странная книжка и фриковая абсолютно. Вот её экранизировать было бы просто фантастикой. Про цирк уродов, брутальный, фантасмагорический, с мутантами, прямо трэш.

Было бы интересно сделать экранизацию «Улисса». Переработать эту концепцию на кино, когда у тебя некий постмодернизм, и ты собираешь картину из лоскутков разных стилей, разных эпох. Все 120 лет существования кино, с формами, стилями и способами подачи запихнуть в одну историю формата «Улисса» — вот это было бы интересно!

— Ваша любимый музыкант?

— Ник Кейв.

— Дайте один совет начинающим режиссёрам.

— Не останавливаться, продолжать стучаться, долбиться в двери и стены. Вспоминаю это ощущение бессилия, когда ты находишься по ту сторону от индустрии. Кажется, что все люди, которые снимают кино — они там, в каком-то мыльном пузыре сидят, а ты снаружи и туда никак не можешь ворваться, тебе не нащупать этот ключ. Для этого прорыва требуется случай, очень много стараний и везение, но при этом ты должен постоянно писать, что-то снимать и биться. У меня на это ушло шесть лет, и это не самый долгий срок. У кого-то уходит гораздо больше.

Поэтому моё пожелание: если действительно Вы понимаете, что хотите этим заниматься, то нужно идти до конца. А второе — не подвергаться самоцензуре. Это бич дебютантов, которые уже попадают в индустрию. Не бояться выкручивать на максимум и стараться людей удивлять: когда идёшь в кино — хочется удивляться. К сожалению, на российских фильмах удивляешься очень редко.

— Последний российский фильм, который Вас удивил?

— «Шапито-шоу» Сергея Лобана. Я бы назвал его в «топ-3», но, к сожалению, это был его последний фильм. Следующие десять лет [«Шапито-шоу» вышел в 2011 г. — прим. ред.] он сидит и ничего не выпускает, что очень жалко. А так, это потрясающее кино. Ещё удивил Найшуллер с «Хардкором» — это было круто.